Ветхий дом на окраине города

"Начало игры"

Неспешной походкой Эдвард поднялся по обветшалым ступеням лестницы, которые могут вот-вот оборваться и сорваться вниз, в битое стекло. Как же Эдварду хотелось познать настоящую физическую боль ярче, чем душевную. Да, он был мазохистом и не стеснялся этого. Он нанёс боль любимому человеку, растоптал его, а теперь не может причинить боль себе. Разве это справедливо? Каллен хмыкнул и поднялся к самому верху дома, на чердак. Приютившись около обломившейся балки, Эдвард сел, и прижав колени к лицу, уставилась в дырочку в красивом узоре дерева. Раньше его бы заинтересовал узор, он бы принялся рассматривать его, изучать, "делать записи" в своём мозгу. Но это было раньше. Когда он был с Беллой. Эдвард привычно дёрнулся при упоминании её имени. Наверняка, ей не лучше в данный момент, но Эдвард, будучи довольно наивным, никогда бы не смог признать, что без него ей плохо.
Белла. Я скучаю по тебе, ты даже не представляешь как скучаю. Вижу, но не могу дотронуться. Мне больно, я надеюсь, что тебе не больно. Наверняка ты уже завела себе друзей, кроме нас с Элис. Может даже... парня. Да, мне трудно это признать. Невольные мысли о тебе с другим причиняют боль, но ты достойна счастья. Ты - да, я - нет. Я полное ничтожество, что позволил привязать тебя ко мне, а потом обрезать нить. И всё же, я надеюсь, что с тобой всё хорошо. Ты имеешь право на счастье.
Такие мысли уже были привычны для Эдварда. Каждую свою мысль он просто посвящал извинениям Белле, неслышным для него, но приносящим удовлетворение Каллену. И всё же ему больно за себя и за семью. Элис. Вечно озорная и весёлая Элис осунулась. Она почти не ходила на охоту и многие месяцы жаловалась Эдварду и выпрашивала хотя бы один визит к Белле. Джаспер. Он выглядел виноватым и полным раскаяния. Эдвард не видел в нем врага - в конце концов такая реакция на кровь была естественной. Эсми и Карлайл. вот за кого он больше всего беспокоился. Карлайл редко улыбался, а Эсми сидела опустошённая целыми днями. Несмотря на любовь к семье Эдварду не хотелось приближаться к ним. Они напоминали ему о ней, а он запретил себе все воспоминания о ней.
Эдвард закрыл глаза, и перед ним вновь предстал образ Беллы, её улыбка, яркий румянец на щеках.
Нет, нельзя поддаваться.
В бессилии Каллен распахнул глаза и, если бы он мог плакать, то одна единственная слеза бы прокатилась по щеке.